Кривая Поляна

«Об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний по ст.ст. 177 и 178 УК БССР предупреждена.

— В период Отечественной войны я временно проживала на оккупированной немцами территории в деревне Кривая Поляна Смолевичского района, где занималась сельским хозяйством. После сожжения этой деревни немецким карательным отрядом я проживала в землянке недалеко от места, где располагалась до сожжения деревня Кривая Поляна.

— При каких обстоятельствах была сожжена деревня?

— Примерно в конце марта или начале апреля 1943 года мне, как и другим жителям нашей деревни Кривая Поляна, от партизан стало известно, что в нашем направлении движется карательный отряд.

Так как наши односельчане оказывали партизанам помощь, а в нашей деревне проживали партизанские семьи, то, боясь мести карателей, наши односельчане начали разбегаться в соседние деревни, а многие скрылись в лесу. Я с тремя сыновьями в возрасте десяти, пяти и полутора лет скрылась в лесу, где мы находились несколько дней. Помню, как говорили партизаны, что карательный отряд сжег деревню Хотеново и уничтожил мирных жителей. Где–то на следующий день после сожжения деревни Хотеново (ее сожгли 8 апреля 1943 года) я, находясь в лесу, видела над деревней Кривая Поляна дым, но что конкретно там происходило, из–за леса не было видно. Через два–три дня после сожжения деревни Кривая Поляна я с тремя детьми и еще человек 20 — 30 (в основном дети и женщины) были обнаружены карателями в лесу и доставлены в деревню Сухой Остров Смолевичского района. Помню, как еще до нашего обнаружения над лесом летал немецкий самолет, в лесу на протяжении всех этих дней слышалась стрельба, а затем каратели несколькими цепями стали прочесывать лес и часов в пять дня обнаружили нас. Когда нас пригнали в деревню Сухой Остров, она тоже уже горела.

Мне было известно, что в день сожжения Кривой Поляны карателями было уничтожено несколько семей. Труп моего отца, Иосифа Воронько, и обгорелые останки матери, сестры и ее мужа, а также троих детей, я лично обнаружила на пепелище деревни Кривая Поляна. Помню, что на трупе моего папы было много переломов костей, руки были вывернуты, но огнестрельных ран не было. Я сделала вывод, что его не расстреляли, а зверски замучили каратели. Больше мне ничего не известно. Дополнений не имею, протокол мне прочитан, записан верно».

«Об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний по ст.ст. 134 и 136 УК БССР предупрежден.

— В период Отечественной войны я проживал в деревне Кривая Поляна, а после сожжения деревни и уничтожения в ней мирных жителей я проживал у родственников в землянке на месте этой деревни.

— Что знаете об уничтожении деревни Кривая Поляна?

— Было это 9 апреля 1943 года. Я тогда был подростком, но обстоятельства сожжения деревни и расстрела моих родных я хорошо помню, так как был очевидцем этого злодеяния и мне случайно удалось спастись. Помню за день до этого среди жителей нашей деревни пошли разговоры, что карателями сожжено было Хотеново, что находилось в шести километрах от нашей деревни.

В тот день со стороны Хотеново был виден столб дыма, поэтому жители Кривой Поляны решили убежать из деревни, так как у нас проживали партизанские семьи. Многие односельчане, в том числе и семьи партизан, скрылись в лесу, а некоторые выехали в соседние деревни. Я с родными уехал в деревню Антополье. Помню, что после того, как мы переночевали, местные жители стали просить нас выехать оттуда. Мы не хотели, но они боялись, что их сожгут за укрывательство. Я помню, как один подросток, Михаил Наумович, родные которого также находились в Антополье, поехал верхом на лошади узнать, есть ли каратели в деревне Кривая Поляна. Возвратившись утром, он сказал, что там никого нет, поэтому мы с родными и семьей Наумовичей поехали на повозках в нашу деревню.

Подъехав утром 9 апреля к лесу, недалеко от Кривой Поляны, я увидел, как из леса вышло примерно 4 — 5 карателей в маскировочных плащ–палатках зеленоватого цвета, вооруженных автоматами и винтовками. Нам они сказали, что расстреливать нас не будут и мы должны вернуться домой. Затем каратели ушли в лес. Когда мы находились уже в своем доме, через окно я увидел, что по деревне ходят солдаты в немецкой форме: шинели зеленого цвета, сапоги и пилотки с касками. Они ходили по огородам и искали спрятанные в ямах вещи и продукты. Несколько немцев было и в черной одежде. К нам в дом зашли два фашиста и сказали, чтобы им дали куриных яиц, а один сказал моей матери «Матка, капут» и показал жестом, что нас будут расстреливать.

У отца спрашивали, где спрятались остальные жители, но он ответил, что не знает. Вскоре я увидел, что горит дом Шабана на противоположном конце деревни. Это увидела и моя мать, стала плакать. Тогда мы решили бежать. Отец взял на руки трехлетнюю дочь Шуру, мою сестру, а мать двухлетнюю Надю и выбежали на улицу. Я с братьями Николаем (11 лет) и Владимиром (6 лет) выбежал за ними. Как только все направились в сторону леса, я услышал, как кто–то на русском крикнул: «Стой». Затем один каратель подошел к нам и потребовал вернуться назад. Отец стал сопротивляться, так как понимал, что там нас могут сжечь живьем. Тогда немец выстрелил в папу, и тот упал, уронив Шурку. Я с братом бросился бежать за дом. Забежав за него, я быстро подполз под сруб, находившийся рядом с домом, и спрятался в снопах соломы, стоявших в этом срубе. Перед этим я увидел, как Николай, перепрыгнув через забор, спрятался около забора соседнего огорода. Находясь в снопах, я услышал около дома и в деревне беспорядочную стрельбу, слышал, как стал стонать брат Николай. Что потом происходило в деревне, я не видел. Потом я догадался, что горит наш дом, а вскоре загорелась и солома в срубе. Оставаться на том месте было невозможно, я выполз из–под сруба и убежал в кустарник, недалеко от деревни.

Когда я туда убегал, карателей не видел. Примерно к середине дня деревня уже догорала. К концу дня я увидел из кустов, как к деревне подъехали на обозе каратели и начали грузить на телеги продукты, обнаруженные ими в ямах. Видел, как около деревни убивали скот (свиней, овец), пришедший к месту бывшей деревни. Когда каратели уехали, я подошел на пепелище деревни и увидел недалеко от нашего дома обгорелые останки моих родных: отца, матери, двух братьев и двух сестер. На месте у забора, где прятался брат Николай, была лужа крови и лежала его фуражка. А его труп я нашел примерно в метре от дома, недалеко от бывшего окна. Я тогда подумал, что его убитого или раненого бросили в огонь, так как труп был сильно обгорелым. Недалеко от дома Наумовича лежали трупы Петра Наумовича, его жены и четырех детей, в том числе Михаила. На пепелищах дома и сарая Шабана были видны обгоревшие останки трупа Павла Шабана, его жены и ребенка, а также слепой старушки Ляхович. В одном из домов тогда сгорела и старушка Метельская. Вся деревня, 16 домов и надворные постройки, была сожжена дотла. Останки погибших односельчан захоронены на кладбище деревни Сутоки. Дополнений не имею, протокол мне прочитан, записано верно».