Беларусь помнит!
История двадцать третья. Долгая дорога к дому Джима Комогорова
Дети войны
В июне 1941-го Джим Комогоров, сын южноамериканского коммуниста, отправился в пионерский интернациональный лагерь для детей политэмигрантов...
Июнь 1941-го для Джима Комогорова, сына южноамериканского коммуниста, начался здорово. В Москве стояла замечательная погода, и можно было дни напролет проводить на улице с друзьями. 11-го числа Джиму исполнилось восемь лет, и приблизительно в это же время его маме предложили отправить сына в пионерский интернациональный лагерь для детей политэмигрантов. Поездка в неизвестную деревню Новоельню Дятловского района, почти к самой границе Советского Союза, обещала стать настоящим приключением: впервые мальчик отправлялся в такой дальний путь без родителей.
Тогда казалось, что впереди много веселья, звонкого соснового воздуха, брызг чистейшей речной воды и теплых ночей со стрекотом сверчков, песнями и снопами искр от пионерских костров. Так и должно было быть, если бы через два дня после приезда в лагерь не началась война…
В своем письме в новоельнянскую среднюю школу много лет спустя Джим вспоминал день отправки с Белорусского вокзала Москвы: «Мы, дети, были с испанками на головах и красными галстуками на шее. Было хорошо и радостно, ведь мы ехали отдыхать. До свидания, шумная Москва, до свидания, мама… На всех больших станциях нас встречали с цветами и оркестром. На душе был праздник».
Отдых начался, как и ожидалось, весело и ярко. Но уже через два дня курортники оказались в зоне боевых действий. Над головами летали самолеты и бомбили. Дети были в панике. Воспитатели приняли решение отправить троих самых маленьких обозом на восток. Среди них оказался и Джимми.
– На дорогах было много беженцев и солдат-красноармейцев, мы отступали все вместе. Солдаты кормили нас и пропускали вперед. Подсаживали на машины, повозки. Так мы добрались до какой-то железнодорожной станции. Нас посадили в вагон. Людей было очень много: шла эвакуация. Дети, женщины, старики, раненые солдаты…
Только мы отъехали, поезд стали обстреливать. Нам сказали отойти от окон и лечь на пол. Состав тревожно гудел и несся на всех парах, стараясь быстрей доехать до лесной полосы. Иногда поезд останавливался, люди выбегали из вагонов, а после очередной бомбежки снова запрыгивали в них, только уже не все – было много убитых и раненых. Казалось, это никогда не закончится. Когда самолеты улетели, стрельба утихла, стали собирать живых и группами отправлять на восток. Я уже понимал, что это Москва. Мы очень долго шли, иногда нас подсаживали на подводы. Так добрались до Минска.
Отдых начался, как и ожидалось, весело и ярко. Но уже через два дня курортники оказались в зоне боевых действий. Над головами летали самолеты и бомбили. Дети были в панике. Воспитатели приняли решение отправить троих самых маленьких обозом на восток. Среди них оказался и Джимми.
– На дорогах было много беженцев и солдат-красноармейцев, мы отступали все вместе. Солдаты кормили нас и пропускали вперед. Подсаживали на машины, повозки. Так мы добрались до какой-то железнодорожной станции. Нас посадили в вагон. Людей было очень много: шла эвакуация. Дети, женщины, старики, раненые солдаты…
Только мы отъехали, поезд стали обстреливать. Нам сказали отойти от окон и лечь на пол. Состав тревожно гудел и несся на всех парах, стараясь быстрей доехать до лесной полосы. Иногда поезд останавливался, люди выбегали из вагонов, а после очередной бомбежки снова запрыгивали в них, только уже не все – было много убитых и раненых. Казалось, это никогда не закончится. Когда самолеты улетели, стрельба утихла, стали собирать живых и группами отправлять на восток. Я уже понимал, что это Москва. Мы очень долго шли, иногда нас подсаживали на подводы. Так добрались до Минска.
После войны Джим снялся в роли туземного мальчика в картине «Миклухо Маклай»
В своем письме в новоельнянскую среднюю школу много лет спустя Джим вспоминал день отправки с Белорусского вокзала Москвы: «Мы, дети, были с испанками на головах и красными галстуками на шее. Было хорошо и радостно, ведь мы ехали отдыхать. До свидания, шумная Москва, до свидания, мама… На всех больших станциях нас встречали с цветами и оркестром. На душе был праздник».
Отдых начался, как и ожидалось, весело и ярко. Но уже через два дня курортники оказались в зоне боевых действий. Над головами летали самолеты и бомбили. Дети были в панике. Воспитатели приняли решение отправить троих самых маленьких обозом на восток. Среди них оказался и Джимми.
– На дорогах было много беженцев и солдат-красноармейцев, мы отступали все вместе. Солдаты кормили нас и пропускали вперед. Подсаживали на машины, повозки. Так мы добрались до какой-то железнодорожной станции. Нас посадили в вагон. Людей было очень много: шла эвакуация. Дети, женщины, старики, раненые солдаты…
Только мы отъехали, поезд стали обстреливать. Нам сказали отойти от окон и лечь на пол. Состав тревожно гудел и несся на всех парах, стараясь быстрей доехать до лесной полосы. Иногда поезд останавливался, люди выбегали из вагонов, а после очередной бомбежки снова запрыгивали в них, только уже не все – было много убитых и раненых. Казалось, это никогда не закончится. Когда самолеты улетели, стрельба утихла, стали собирать живых и группами отправлять на восток. Я уже понимал, что это Москва. Мы очень долго шли, иногда нас подсаживали на подводы. Так добрались до Минска.
А в городе уже были фашисты. Они устанавливали свой порядок. Среди нас был сын австрийского коммуниста, который знал немецкий язык. Паренек подошел к немецкому офицеру, руководившему колоннами машин и танков, и спросил: «А куда нам, детям, идти?» Рассказал, что мы отдыхали в детском лагере. Офицер вырвал из блокнота листок и написал адрес приюта, где должны находиться ребята, оставшиеся без родителей. Мы пошли туда и, если нас останавливали, показывали листок как пропуск. И вот, уже много лет спустя, я думаю: как четко все у гитлеровцев было подготовлено и педантично спланировано.
Жизнь в захваченном фашистами Минске была страшная. Комендантские часы, публичные облавы и казни, виселицы… Было голодно, приходилось попрошайничать, постоянно рисковать. Проснешься утром, а рядом на кровати мальчик умер. И таких смертей было много. Я сам перенес цингу, это когда все зубы выпадают, заражение, не мог ходить. Меня подкармливали воспитатели, отдавая свой паек.
Отдых начался, как и ожидалось, весело и ярко. Но уже через два дня курортники оказались в зоне боевых действий. Над головами летали самолеты и бомбили. Дети были в панике. Воспитатели приняли решение отправить троих самых маленьких обозом на восток. Среди них оказался и Джимми.
– На дорогах было много беженцев и солдат-красноармейцев, мы отступали все вместе. Солдаты кормили нас и пропускали вперед. Подсаживали на машины, повозки. Так мы добрались до какой-то железнодорожной станции. Нас посадили в вагон. Людей было очень много: шла эвакуация. Дети, женщины, старики, раненые солдаты…
Только мы отъехали, поезд стали обстреливать. Нам сказали отойти от окон и лечь на пол. Состав тревожно гудел и несся на всех парах, стараясь быстрей доехать до лесной полосы. Иногда поезд останавливался, люди выбегали из вагонов, а после очередной бомбежки снова запрыгивали в них, только уже не все – было много убитых и раненых. Казалось, это никогда не закончится. Когда самолеты улетели, стрельба утихла, стали собирать живых и группами отправлять на восток. Я уже понимал, что это Москва. Мы очень долго шли, иногда нас подсаживали на подводы. Так добрались до Минска.
А в городе уже были фашисты. Они устанавливали свой порядок. Среди нас был сын австрийского коммуниста, который знал немецкий язык. Паренек подошел к немецкому офицеру, руководившему колоннами машин и танков, и спросил: «А куда нам, детям, идти?» Рассказал, что мы отдыхали в детском лагере. Офицер вырвал из блокнота листок и написал адрес приюта, где должны находиться ребята, оставшиеся без родителей. Мы пошли туда и, если нас останавливали, показывали листок как пропуск. И вот, уже много лет спустя, я думаю: как четко все у гитлеровцев было подготовлено и педантично спланировано.
Жизнь в захваченном фашистами Минске была страшная. Комендантские часы, публичные облавы и казни, виселицы… Было голодно, приходилось попрошайничать, постоянно рисковать. Проснешься утром, а рядом на кровати мальчик умер. И таких смертей было много. Я сам перенес цингу, это когда все зубы выпадают, заражение, не мог ходить. Меня подкармливали воспитатели, отдавая свой паек.
Повзрослевший Джим Комогоров в фильме «Серебряная пыль»
В городе постоянно проходили поиски евреев и цыган. Пойманных отправляли в концлагеря, но работали и мобильные газовые машины. Трупы убитых свозили за город, а их одежду сортировали перед отправкой в Германию для утилизации. В поисках одежды мы, мальчишки, посещали эти места. Помню, среди взрослого тряпья находили одежду для совсем еще крошек. И это все было аккуратно отсортировано – отдельно штаны, рубахи, платья, чулки, туфли, ботинки. Зачем? Уму непостижимо.
Дети плакали ночами, вспоминая свою счастливую мирную жизнь. Дни оккупации проходили долго и мучительно. Все мы ждали прихода Красной армии. Наконец по поведению фашистов стало ясно, что наши наступают. Участились облавы, расстрелы на окраинах города. Гитлеровцы посещали и наш приют, он был недалеко от вокзала, отбирали ребят для отправки в Германию. Из них помню Веру и Володю. После войны они вернулись в Минск и поженились.
Освободили нас в июле 1944-го. Мы уже предвкушали появление Красной армии из-за участившейся канонады. Она раздавалась все громче и громче. И когда разнесся слух, что передовые части находятся где-то недалеко от железнодорожного вокзала, мы побежали через пути, на которых стояли груженые вагоны. Они были заминированы, их обвивали провода с детонаторами. От радости мы не чувствовали страха. Выскочили на привокзальную площадь и увидели красноармейцев-саперов. Они размахивали руками и кричали нам, чтобы мы стояли на месте, ведь площадь могла быть тоже заминирована. Но мы, не обращая внимания на грубые окрики, бросились к ним в объятия. От них пахло потом и гарью, но мы смеялись и плакали. Они тоже смеялись. Некоторые – радостно, а у некоторых на глазах тоже были слезы.
…На железнодорожном вокзале Джима нашла капитан НКВД, которая по заданию руководства разыскивала детей-интернационалистов. Среди них должен был быть и ее сын. Но его она так и не встретила. Как не встретил Джим и свою маму. Сейчас он живет в России, у него четверо детей, внуки. Благодаря экзотической внешности в молодости снялся на «Мосфильме» в нескольких кинолентах: «Миклухо-Маклай», «Серебряная пыль». Даже получил медаль «За трудовое отличие». Кстати, именно благодаря газетной заметке о награждении новоельнянские краеведы смогли найти взрослого Джима
Дети плакали ночами, вспоминая свою счастливую мирную жизнь. Дни оккупации проходили долго и мучительно. Все мы ждали прихода Красной армии. Наконец по поведению фашистов стало ясно, что наши наступают. Участились облавы, расстрелы на окраинах города. Гитлеровцы посещали и наш приют, он был недалеко от вокзала, отбирали ребят для отправки в Германию. Из них помню Веру и Володю. После войны они вернулись в Минск и поженились.
Освободили нас в июле 1944-го. Мы уже предвкушали появление Красной армии из-за участившейся канонады. Она раздавалась все громче и громче. И когда разнесся слух, что передовые части находятся где-то недалеко от железнодорожного вокзала, мы побежали через пути, на которых стояли груженые вагоны. Они были заминированы, их обвивали провода с детонаторами. От радости мы не чувствовали страха. Выскочили на привокзальную площадь и увидели красноармейцев-саперов. Они размахивали руками и кричали нам, чтобы мы стояли на месте, ведь площадь могла быть тоже заминирована. Но мы, не обращая внимания на грубые окрики, бросились к ним в объятия. От них пахло потом и гарью, но мы смеялись и плакали. Они тоже смеялись. Некоторые – радостно, а у некоторых на глазах тоже были слезы.
…На железнодорожном вокзале Джима нашла капитан НКВД, которая по заданию руководства разыскивала детей-интернационалистов. Среди них должен был быть и ее сын. Но его она так и не встретила. Как не встретил Джим и свою маму. Сейчас он живет в России, у него четверо детей, внуки. Благодаря экзотической внешности в молодости снялся на «Мосфильме» в нескольких кинолентах: «Миклухо-Маклай», «Серебряная пыль». Даже получил медаль «За трудовое отличие». Кстати, именно благодаря газетной заметке о награждении новоельнянские краеведы смогли найти взрослого Джима