Впредь никогда!

Хотеново

Деревня в Юрьевском сельском Совете находится около реки Усяжа, в 14 км от станции Смолевичи на линии Минск — Орша. В письменных источниках известна с девятнадцатого века. Согласно переписи 1897 года — село в Юрьевской волости Борисовского уезда, где находились сорок четыре двора, двести девяносто шесть жителей, действовали православная церковь, кузница и церковно–приходская школа (открыта в 1886 году, насчитывалось двадцать восемь учеников, учитель Николай Лютаревич). В начале 1930 годов здесь был колхоз «Парижская коммуна», работала кузница. В 1940 году деревня насчитывала семьдесят пять дворов и двести девяносто три жителя.

На первый взгляд — небольшая деревушка, спрятанная от дороги Жодино — Логойск за большим пригорком, но когда попадаешь в нее, то она кажется длинной и вытянутой. К тому же поле и болотистая местность делят ее на две части. Как называют сами жители: первое Хотеново и второе Хотеново. Очень много сейчас стареньких, обветшалых домов и новых, современных дачных строений. Своего магазина нет, продукты привозит автолавка. В деревне половина населения — пенсионеры, а детей только пятеро. Память возвращает в то время, когда по улицам бегали гурьбой босоногие детишки, и их звонкие голоса были слышны далеко за деревней...

Дети войны. Их, как и солдат Великой Отечественной, с каждым годом остается все меньше и меньше. Сегодня они — люди в уважаемом возрасте, у большинства уже правнуки старше тех ребят, которые стали свидетелями военных событий.
Из воспоминаний
Анатолия Николаевича
Лойко
1931 года рождения, житель деревни
«Родился я в этой деревне и всю жизнь прожил. До войны она красивая была, много детей было и молодежи. Дом моих родителей стоял в другой части деревни. Я самый старший из троих детей был в нашей семье, двое родились уже после войны. О том, что на нас немцы напали, мы узнали уже в середине дня двадцать второго июня. Где–то на третий день они на машинах и мотоциклах к нам приехали. Сразу не трогали население, но мы все равно их боялись. Немцы очень озверели, когда им стали оказывать сопротивление партизаны. В деревне Сутоки действовал отряд «Смерть фашизму», да и кругом были партизаны. Помню, что здесь был еще отряд «Дяди Коли». А у нас в деревне свои полицаи были, из местных. Сволочи большие. Однажды одного полицая партизаны и расстреляли. Дело в том, что во время войны у нас на болоте находилось семь советских военных. Долго они здесь были. Приходили не раз к нам домой, и мой папа ремонтировал их сапоги, а мама пекла им хлеб. А сын одного односельчанина стал общаться с полицаями. Здесь находиться стало небезопасно, и солдаты ушли в сторону Витебска. А парня этого партизаны расстреляли за связь с полицаями. Его отец решил отомстить и подал в Логойск, где находился немецкий гарнизон, несколько заявлений на партизан и на деревню.
Вот немцы и нагрянули
Правда, заняли только одну половину деревни, а во вторую половину прибыл полицейский отряд из Смолевич. На следующий день после Благовещения, ближе к обеду, полицаи и немцы из Логойского гарнизона начали расправляться с жителями первого Хотеново. Было это в 1943 году. Что тут творилось, и передать страшно. Выстрелы и крики людей были слышны на всю округу, дым стоял страшный. Если бы людей предупредили, то многие бы спаслись. А так вся деревня полегла от рук негодяев — сто восемьдесят четыре человека. Я с папой на болоте в это время был. Мы тоже думали, что после того, как сожгут первую часть деревни, примутся и за вторую.
Но немцы и полицаи переночевали и уехали,
а нас не тронули тогда
После этого оставшиеся жители уже при любой опасности в лес или на болото убегали. Я помню тот момент, когда на телегах везли обгоревшие трупы расстрелянных мужчин, которые мост восстанавливали. Если бы эти люди знали, что их ждет в первой половине деревни, они бы туда не пошли, а остались во второй. Но мужики же домой шли после работы. После налета в первый раз спаслись только трое детей: мальчик и две девочки. Девочек мама спрятала за печь, а в ушат, в котором сечка лежала, положила на дно одежду. Женщину эту убили. А девочки забрали из ушата вещи, связанные в узелки, и выбежали на поле в сторону леса. А там один немецкий солдат стоял. Думали, что стрелять будет, но он их не тронул и пропустил. Так они и выжили. Теперь, правда, в живых уже никого нет».
Из воспоминаний
Елены Петровны
Лойко
1930 года рождения, жительница деревни
«О войне страшно вспоминать. Мы же детьми были, когда она началась. У меня двое братьев всего было, один родился в сороковом году, а второй — в сорок третьем. Видели всех, и немцев, и полицаев, и партизан. Партизаны приезжали целыми группами, искали полицаев. В нашей деревне одного расстреляли. Говорят, что за это нас и сожгли. Когда немцы ехали жечь деревню, местные жители не знали об этом, и их никто не смог предупредить. Убивали людей и жгли дома в первом Хотеново, а второе не трогали. Тот мужчина, который нас выдал немцам, все свое имущество закопал, чтобы оно уцелело. Перебил и порезал всех своих кур и поросят на всякий случай. Думал, что его немцы не тронут, а вышло так, что убили и его, и всю его семью. Солдаты и полицаи ходили по хатам и расстреливали людей, не разбирая, ребенок это, женщина или старый человек. А потом поджигали дома факелами.
Сожгли все дома и убили
сто восемьдесят четыре человека
В конце первой деревни памятник стоит этим людям. Я многих даже в лицо помню, особенно детей, с которыми бегали вместе. А вторую часть деревни уже позже подожгли. И так же, как и первую, за связь с партизанами. Еще помню, что когда сжигали первую часть деревни, согнали мужчин, восемнадцать человек. Недалеко отсюда была речка и через нее мост, который был сожжен. Вот их, этих мужчин, и погнали строить новый мост. Работа закончилась, и можно было идти домой, но их эсэсовцы повели на окраину деревни. В том месте, где сейчас стоит памятник, раньше была баня, в которую мужчин загнали и там расстреляли, а баню подожгли.
Могила, где похоронены 18 мужчин, строивших мост, а затем убитых и сожженных
Они штабелями друг на друге лежали убитые
Родственники приходили и по кускам какой–то одежды своих близких узнавали и забирали, чтобы похоронить. Уже после войны приезжали солдаты и сделали одно общее захоронение для всех восемнадцати человек. Там установлен памятник тем расстрелянным и сожженным мужчинам. Когда всю деревню сожгли, мы в землянках жить постоянно стали. Их копали в основном старики, мужчин всех забрали в Красную Армию. Из первой части деревни только трое смогли выбраться из огня. Одного мальчика звали Коля Чижик, он с тридцатого года был, но его уже нет в живых. Когда дома жечь начали, его за печку спрятали, немцы и не увидели. А на печи находился мальчик, который отставал в умственном развитии немного. Он крутился на этой печке, а немец по нему семь раз выстрелил. А мать попросили дать яиц, и как только она заглянула в шкаф, в нее и выстрелили. Потом подожгли дом. Это нам сам Коля рассказывал, он из–за печки все видел и слышал. Когда дымом все затянуло, Колька на болото и убежал».
Из воспоминаний
Веры Денисовны
Чижик
1929 года рождения, жительница деревни

«Семья наша большая была. Мама умерла еще до войны, а папе пришлось одному растить шестерых детей. Младше меня еще двое было, с тридцать первого года и тридцать шестого, а остальные старше. В школу ходили в деревню Мгле, я до войны успела два класса окончить. Хата наша стояла во втором Хотеново, в котором я сейчас и живу. Во время польской оккупации здесь была мельница на реке. Около нее поляки жили. И наша часть деревни называлась Голынка, а потом уже стала тоже Хотеново. Немцы в нашей деревне быстро появились, где–то на третий день. Сразу никаких карательных операций не было. Первой сожгли другую часть деревни, а наша половинка осталась. Все передвижения немцев и партизан были через наш населенный пункт, ведь дороги Жодино — Логойск в то время еще не было. Однажды немцы ехали с фронта и остановились на отдых уже в нашей части деревни.
А в первую часть Хотеново прибыли каратели–полицаи из Логойска
Когда ее сжигали, то из нашего села погибли только два человека, это я хорошо помню. Забрали одну женщину, но детей не тронули. В нашу часть деревни немцы за лошадями пришли, так парень молодой побежал в другое Хотеново, да там и сгорел вместе со всеми. А в одном доме жили очень бедные люди. Пола не было, а под ногами земля, в которой была ямка. И нам про этот случай рассказывал мужчина, которого звали Родион. Он потом перешел в партизаны. А почему он там был, когда дома жгли, я не знаю. Так вот Родион этот предложил девочке спрятаться в этой ямке, а когда он подожжет дом, то девочка в дыму должна была выскочить и убежать на болото. Так и сделали, но она не смогла выбраться и задохнулась.
Когда горели дома, старшие наши дети на болото убежали
А папа, я и младшие остались дома. Видели, как деревня горит, тогда все небо черным дымом затянуло. Нам сказали, что нас не тронут и не подожгут. В деревне был свой староста, потом парень, который носил полицейскую форму, только не могу сказать, выдавал он наших или нет, и один мужчина, как говорят «и вашим, и нашим». Старосту партизаны хорошенько избили, а полицая вообще убили. Партизанам в деревне помогали, как могли. Они и коров, и свиней брали. Жалко было, да все понимали. Им в лесу нужно было как–то выживать, да и с немцами воевать.
А нашу часть деревни сожгли уже немцы
из Смолевичского гарнизона
Это было спустя несколько месяцев после первой карательной операции. Точно число назвать не могу, но было лето, это точно. Где–то в районе Смолевич партизаны забрали целое стадо коров и перегоняли его через нашу деревню. Недалеко от домов, около больших дубов, было такое пастбище, огороженное каким–то забором. Туда этих коров загнали, и местные женщины помогали доить этих коров. Как только ушли партизаны и угнали животных, пришли немцы. Правда, как только немцы стали с горы стрелять, люди убежать на болото успели, а то бы со всеми было то же самое, что и с жителями первого Хотеново. Сожгли фашисты все дотла, только две хатки осталось. Как выживали мы, я даже и вспомнить боюсь. Ели гнилую и мерзлую картошку, которую ходили и собирали в поле. А бывало, что и такой не было. Приходилось примешивать траву сушеную. Ели лебеду, жмых. Смешивали с черной перемерзлой картошкой траву, муки же не было, да так и ели. Приходилось и после войны это есть, пока жизнь наладилась».
Память о том, какой ценой нам досталась жизнь, у белорусов заложена на генетическом уровне. Нельзя забыть то, что не подлежит забвению. Но неумолимое время стирает из памяти лица и важные мелочи. Поэтому с каждым годом старые пожелтевшие газетные полосы станут еще дороже. Каждый раз, когда готовишь очередной материал, основанный на воспоминаниях свидетелей, которые смотрели на этот кошмар детскими глазами, становится больно и страшно. Такое ощущение, что вместе с ними сама день за днем проживаешь те события. В глазах теперь уже стареньких людей слезы, ведь приходится «доставать» из глубины души и памяти то, что очень хочется навсегда забыть. Очень трудно спрашивать их об этом. Чтобы успокоить и их, и себя, мы часто обнимаемся, беремся за руки. Но в то же время они все понимают и хотят, чтобы о войне помнили и не допустили ее в будущем. Я не забуду слова бабушки, которая, завершив свой рассказ, сказала: «Детки мои, я так переживаю за своих внуков, правнуков. Как посмотрю передачи по телевизору о том, что в Украине происходит, так ночью спать не могу. Не нужно войны! Послушайте и почитайте о том, как мы жили и как выживали. Рассказывайте друг другу об этом, помните об этом. Не допустите войны!»
Наталья ЧАСОВИТИНА, газета «Край Смалявiцкi»
Советская Белоруссия № 115 (24745). Пятница, 19 июня 2015
Сестры Хатыни
Материалы о сожженных в Великую Отечественную войну деревнях на территории Беларуси.
Все статьи