Беларусь помнит!
История девятая. Ее горе
Дети войны
Когда весной 1942 года фашисты расстреляли маму и четверых братиков, Тане было 13 лет. Она спаслась лишь потому, что гостила у тети
Когда весной 1942 года фашисты расстреляли маму и четверых братиков, Тане было 13 лет. Она спаслась лишь потому, что гостила у тети. Но дочку партийного работника Николая Губского было приказано найти и убить. Местным жителям угрожали: кто укроет ребенка у себя, казнят всей семьей, а деревню сожгут…
У нас была большая семья...
...пятеро детей. Старший Коля родился в 1926 году, я – в 1928-м, Леня – в 1931-м, Вовка – в 1937-м, а Валерик, самый младший, в 1939-м. Его назвали в честь Чкалова, который за два года до этого совершил знаменитый перелет в Америку. Имя сразу вошло в моду, и папа сказал: «Пусть и у нас будет Валерий».
Николай Федорович Губский, мой отец, работал председателем колхоза, в системе заготовок, был членом райкома партии. Мы часто переезжали: жили в Витебской и Гомельской областях, потом в Минской. В сентябре 1939 года его призвали в штаб 11-й армии, он редко бывал дома. Все домашние заботы ложились на маму. Ее звали Александрой Федоровной, но все называли просто Алесей.
Николай Федорович Губский, мой отец, работал председателем колхоза, в системе заготовок, был членом райкома партии. Мы часто переезжали: жили в Витебской и Гомельской областях, потом в Минской. В сентябре 1939 года его призвали в штаб 11-й армии, он редко бывал дома. Все домашние заботы ложились на маму. Ее звали Александрой Федоровной, но все называли просто Алесей.
Войну встретили в Червене
В то утро приехал папа, привез подарки, мы вместе позавтракали, а к 12 часам он ушел на партийное собрание, где телеграммы из Москвы и сообщение Молотова заставили затаить дыхание: армия Третьего рейха вторглась в Советский Союз. Уже на следующий день, 23 июня, папа отправился в военкомат, мы пошли провожать его всей семьей. Прощались так, будто он уезжает в очередную командировку. Как и все его знакомые, отец думал, что война скоро закончится, враги далеко не пройдут, что никакой опасности для семьи нет, ведь до границы 500 километров. Но реальность оказалась иной. Суровой и безжалостной.
Выживали кое-как. По весне на колхозном поле выкапывали мерзлую картошку. Мама добавляла в нее свежую траву, делала лепешки, суп. Братья ели, а я не могла, от одного запаха рвало. Ни куска не могла проглотить, была истощена и буквально умирала от голода. В один из дней нас навестила мамина сестра Аксинья из деревни Дубники. Увидев меня, она сказала: «Алеся, давай Таню на недельку ко мне, откормлю хоть немного».
Выживали кое-как. По весне на колхозном поле выкапывали мерзлую картошку. Мама добавляла в нее свежую траву, делала лепешки, суп. Братья ели, а я не могла, от одного запаха рвало. Ни куска не могла проглотить, была истощена и буквально умирала от голода. В один из дней нас навестила мамина сестра Аксинья из деревни Дубники. Увидев меня, она сказала: «Алеся, давай Таню на недельку ко мне, откормлю хоть немного».
Нас предал сосед
Он жил через дорогу от нашего дома и с первых дней пошел в полицаи. Семью партийца – организатора партизанского движения приказали расстрелять. Мы возвращались в город, когда нас встретили какие-то женщины, отвели тетю в сторонку и что-то сказали. Она страшно заголосила, и я услышала: маму и моих четверых братиков расстреляли. Весть об этом потрясла меня до такой степени, что я не понимала, куда иду, что делаю, что ем, где ночую.
Сосед-полицай, зная, что я осталась живой, пустил объявления по округе: если кто-то спрячет меня в своем доме, его семью убьют, а деревню спалят. В назидание остальным так поступили с моей тетей: Аксинью Федоровну убили, а ее троих малолетних детей живьем бросили в колодец.
Сосед-полицай, зная, что я осталась живой, пустил объявления по округе: если кто-то спрячет меня в своем доме, его семью убьют, а деревню спалят. В назидание остальным так поступили с моей тетей: Аксинью Федоровну убили, а ее троих малолетних детей живьем бросили в колодец.
Встреча с отцом в партизанской бригаде, 1944 год
В партизанской бригаде как оказалась, не помню
Невыносимое горе и боль потери выжгли из памяти многие моменты. Я была единственной девчонкой среди разведчиков, выполняла задания, работала связистом, ходила на разведку в деревни, собирала информацию о нацистах, полицаях, складах с оружием. Каждый такой поход мог закончиться смертью. Но тогда мне было совсем не страшно. Чувств, эмоций не осталось после того, что гитлеровцы сделали с моей семьей.
В торговом колледже Татьяна с гордостью носила партизанскую награду
В очередной раз спаслась от смерти, попав в окружение, когда мы пытались выбраться через болото. Там была узенькая тропинка, если оступишься – погрязнешь в трясине. Во время обстрела я почувствовала удар в бедро, покачнулась и упала. Провалилась в сон. Были заморозки, и мои тоненькие косички примерзли к болотной жиже, ребята из отряда штыками отскребали их, чтобы поднять меня с земли.
Очнулась и почувствовала боль во всем теле. За время, проведенное в землянках, оно покрылось чирьями, и я подумала, что на бедре просто очередной кровавый нарыв. И хотя в нашем партизанском отряде был врач-ветеринар, который всех лечил, обратиться к мужчине я стеснялась. Ну как перед ним оголить мягкое место? Доставала осколок сама, уже позже наложили швы. Кажется, за тот случай я получила первую награду.
Свадьба, 1950 год
Отец нашел меня лишь в 1944-м
Мы не разлучались до конца войны. Командиры долго не рассказывали ему, что его семьи больше нет, а дочь осталась сиротой. Они боялись, что папа не выдержит такой удар. Но мысль, что я жива, помогла ему справиться с душераздирающей болью. Войну он закончил в должности инструктора-парторганизатора по Червенской партизанской зоне.
Мы поселились в комнатке в Минске, на Горького, в бараке, который фашисты построили для рабочих. В кухоньке было не повернуться, но после лесных убежищ она казалась просторной. Город был разрушен, на улице Советской (нынешний проспект Независимости. – Прим. «ЗН») уцелели только Дом Правительства, здание электростанции возле Свислочи, корпус 1-й клинической больницы, Академия наук и Дом печати.
Возле заводов имени Кирова и Ворошилова на свободном участке земли соорудили трибуну: 16 июля 1944 здесь проходил парад Минского партизанского соединения. На площади собрались тысячи минчан с цветами. Дети и молодежь взбирались на крыши бараков, чтобы лучше видеть колонны партизан. В них шли и мы с отцом.
Мы поселились в комнатке в Минске, на Горького, в бараке, который фашисты построили для рабочих. В кухоньке было не повернуться, но после лесных убежищ она казалась просторной. Город был разрушен, на улице Советской (нынешний проспект Независимости. – Прим. «ЗН») уцелели только Дом Правительства, здание электростанции возле Свислочи, корпус 1-й клинической больницы, Академия наук и Дом печати.
Возле заводов имени Кирова и Ворошилова на свободном участке земли соорудили трибуну: 16 июля 1944 здесь проходил парад Минского партизанского соединения. На площади собрались тысячи минчан с цветами. Дети и молодежь взбирались на крыши бараков, чтобы лучше видеть колонны партизан. В них шли и мы с отцом.